Виктор Шендерович.
Из Facebook
Часть первая
Лонгрид, как говорится. Но не по моей вине. В том смысле, что это интервью должно было появиться не здесь, а в газете "Собеседник". Представляете?
Позвонили, сказали: давайте!
Я говорю: так не напечатаете же.
А они говорят: а вы плохих слов не говорите, а так, между струйками...
Тут мне даже интересно стало. Нешто, думаю, не пройду между струйками Роскомнадзора?
И усилиями прекрасной корреспондентки Анны Балуевой чудо почти свершилось: главный редактор был готов поставить интервью в номер!
Но тут интервью прочитал Гендиректор...
Ну и вот.
Опять не поместился я между струйками.
А признаться, очень хотелось. Хотелось, чтобы это все прочитали не вы (вы и не такое читали), а именно потребители Останкино, жертвы Роскомнадзора... Я ради этого пару таких фиоритур завернул, и ни одного плохого слова! Эх.
Итак, интервью, не вышедшее в газете "Собеседник". Целиком, с врезами редакции и сносками про многочисленных иностранных агентов...
Я, будь моя воля, так и назвал бы этот текст: "Между струйками".
............
Виктор Шендерович: То, что Туминасу и Серебренникову нет места в России — это проблема России.
Это интервью с писателем Виктором Шендеровичем* мы постарались сделать в рамках введенных властью РФ законов. Поэтому, сами понимаете, было сложно подбирать слова и формулировки. Но иноагент Виктор Анатольевич – великий мастер выразительности и концентрации смысла. У него, кстати, новая книга вышла. Не у нас, конечно. Но об этом, как и о культуре, – в самом конце интервью.
Конкуренция «своих».
— После разговора Пригожина и Ахмедова заговорили о расколе элит. А как вообще изменились элиты за год?
— Когда мы говорим «политическая элита», надо понимать, что стоит за этим термином. В проклятой Америке это - законно (на честных, равных, свободных выборах) избранный президент, двухпалатный (законно же избранный) конгресс, независимый суд, свободные СМИ, местная власть. Да, за элитами стоят корпорации и бизнес-интересы, но это миллионы рабочих мест и, в конечном счете, те же налогоплательщики, они же избиратели. Есть ли вопросы к качеству этой политической элиты? Да, разумеется. Но электорат может регулировать ситуацию с помощью выборов и общественных инструментов давления на власть.
А что такое политическая элита в нашем случае? О легитимной власти смешно говорить уже с третьего, высосанного из пальца, срока, а с 2020-го, после голосования на пеньках и "обнуления", наша политическая система описывается словом "режим", по примеру Латинской Америки середины прошлого века. Просто группа, так сказать, "патриотов" пришла к власти и забыла уйти.
— Григорий Юдин, социолог и философ, в сердцах как-то сказал, что наша элита — это те, кто выиграл в отрицательном отборе.
— Все верно. Знаете, когда-то Дмитрий Борисович Зимин, великий русский филантроп и просветитель, делился со мной своими мыслями о подонках в природе и у человека. В природе, у собак и обезьян, например, подонки занимают низшую, придонную, ступень в иерархии стаи. Потому и «подонки». А в человеческом сообществе «подонки» регулярно становятся вожаками стаи - ну и судьба у стаи после этого бывает соответствующая. Когда элитой Германии становятся Гиммлер, Геббельс и Штрейхер – привет Германии. Вместе со всеми гёте, шиллерами и маннами в анамнезе она рушится в ад. Потому что элитой стали подонки.
– Ну, это пока не наш случай вроде?
– Мне бы вашу уверенность... Для меня общий знаменатель очевиден. Полюбопытствуйте у Умберто Эко про признаки фашизма - вас ждет много знакомого, и отнюдь не по учебнику истории. Еще раз: у нас нет политической элиты в западном смысле слова. С 2012 года, после Болотной, наша, уже в ту пору вполне двусмысленная, элита деформировалась (или мутировала) ещё пару раз. И если 20 лет назад она внешне выглядела благообразно – Кудрин, Чубайс, Греф, Павловский, Сурков... какие-то рассуждения о суверенной демократии, об особом русском пути, с непременным цитированием Ильина и Бердяева – то потом она превратилась в Патрушева с Бортниковым, а сегодня это вообще в Пригожин с Кадыровым. No comments, как говорится.
Поэтому у нас не раскол элит, а битва жаб и гадюк, извините. Борьба за бюджеты и внутрикорпоративное влиятние между Следственным комитетом и Прокуратурой, Пригожиным и Бегловым. У нас в стране ещё много чего можно попилить, чай не Албания - вот и весь вам раскол элит.
– Но народ эту элиту уверенно поддерживает, судя по опросам.
– Каким опрасам? В тоталитарных странах нет социологии: тамошние опросы показывают только уровень страха и стокгольмского синдрома. Пойдите и поспрошайте на улицах Пхеньяна: нет ли кого против Трудовой партии Кореи? Что на самом деле кроется за "единодушной поддержкой" Путина, мы узнаем в тот момент, когда песочные часы истории перевернутся. После приглашения в один голландский город, он токсичен для своего же окружения уже сейчас. И как только он достаточно ослабнет, они наперегонки побегут его сдавать. И уверяю вас, мы еще увидим конкуренцию этих «своих» за то, кто больнее оторвёт от Путина кусок в публичном пространстве. Вот тогда и посмотрим, выйдут ли те самые десятки миллионов россиян, которые сегодня записаны как его поддержка, в защиту своего любимого Путина? После гибели Немцова на марш в память о нем вышли в Москве 50 тысяч человек. Подождём немного, сравним цифры.
Ядовитая колбаса
– Ничего утешительного вы об элите не сказали. И в России все по-прежнему как у Чехова – «наглость сильных» и «скотоподобие и невежество слабых». А с народом что происходит? То и дело приходится слышать, что мы тут реально вырождаемся.
– Давайте возвратимся к Декартовой формуле о том, что прежде спора надо договариваться о значении терминов. "Народ" - слово вполне демагогическое и провокативное. Когда мы говорим «народ», то загоняем под один общий знаменатель Пригожина и Владимира Кара-Мурзу, профессора Преображенского и Шарикова. Это же всё один народ! А какой общий знаменатель у этого народа? Российский паспорт? Но он есть у Стивена Сигала, у Жерара Депардье, у меня и у Рамзана Кадырова. Давайте поищем слово поточнее, чем размытое "народ". Давайте назовем это «население России». Путинская политическая система десятилетия напролёт целенаправленно и успешно занимается растлением этого населения. Те, кто решается противостоять этому процессу - садятся в тюрьму, уезжают или маргинализируются, не в силах изменить ситуацию. Алексей Навальный*, Яшин*, Кара-Мурза* – в тюрьме. Мои друзья, оставшиеся в России, вынуждены жить с полузашитым ртом, в маргинальном состоянии. Многие уехали, кто-то исчез с горизонта. Это разные судьбы разных людей. А вот, например, железнодорожный рабочий Михаил Симонов, который написал о том, что Бог нас не простит, и сел на семь лет в лагерь, – Михаил Симонов у нас не народ?
Так вот, если под словом "народ" понимать среднее арифметическое, то это сегодняшнее среднеарифметическое - результат двадцатилетнего облучения из телевизора. Козьма Прутков говорил: «Многие люди подобны колбасам: чем их начинят, то они в себе и носят». И в головы почти полутора сотен миллионов людей ежедневное закачивается эта кровавая ядовитая колбаса. О Путине как о единственном шансе России, о Западе, который спит и видит, как бы уничтожить Россию, оплот мира и духовности, об украинском нацизме... В сторону Украины уже много лет льется только агрессия и ксенофобия, только презрение и ненависть, только распятые мальчики и «недонация». И после этого Кремль макает палец в эти мозги с закаченной туда колбасой, и показывает совю «социологию»: вы же видите – они так думают! Но огромное количество людей просто не в состоянии думать, они не умеют сопоставлять информацию и анализировать ее, понимаете? Этому надо учиться.
Немецкий народ, например, тоже ничего себе был народ. А потом он три года послушал геббельсовское радио. И все, Германия свихнулась. Так это через три года. А тут двадцать три. Возвращаясь к Декарту, точнее будет говорить не о врожденном дефекте какого-то "народа", а о некоем суммарном векторе путинских усилий, о вполне рукотворном социальном лифте. Вот в Германии, например, в 1933 году выясняется, что для должности, карьеры, удовлетворения своих комплексов и доступа к казне надо любить Гитлера. И этот социальный лифт поднимает желающих наверх, а Брехта и Томаса Манна отправляет в подвал. И дай боге еще, чтобы не в буквальном смысле. Народ - подопытное существо, на котором произвели этот опыт, не более того.
– Ну так то в Германии, а мы в России.
– Это меняет в общей схеме совсем немногое, поверьте. Так вот, нет у нас никакой проблемы с народом! "Контрольная", так сказать, группа (та часть русского народа, которая уехала и начала жить по правилам свободного мира) показывает, что все разговоры о проблемах этноса – разговоры лживые и подлые. Российская эмиграция - эмиграция очень успешная, бывшие россияне делают серьёзные карьеры за рубежом. Спасибо Владимиру Владимировичу, сегодня на моих выступлениях в Америке, Канаде, Израиле, Европе - полные залы, и это мягко говоря, не худшие из россиян. Из России за путинское время уехали миллионы людей, которые могли стать основой новой России, ее средним классом. Платить налоги, строить нормальную экономику и нормальное общество. Но вместо этого – постоянное кровотечение из страны.
Это не деменция, это такой лифт
– Виктор Анатольевич, вы сами вернётесь?
– Как только я смогу вернуться на родину, а не в тюрьму (поскольку, по нынешним их блатным понятиям, я наговорил примерно на пять пожизненных), - я разумеется, вернусь. Жить в России вообще можно и сейчас, если ты готов существовать по существующим правилам. Я не говорю, что это плохо - это просто другая стратегия. Называть происходящее на Украине "специальной военной операцией"? Ну хорошо, давайте называть так. А советский Афган с миллионом убитых нами афганцев - интернациональной помощью. Если ты готов играть в эти игры, то можно жить и в России. Но с другой стороны, мы уже видим, как люди садятся в лагеря, потому что сосед в метро заглянул в их телефон, увидел там украинский флаг и вызвал полицию. Это уже новый этап деградации, обратите внимание. Это уже не случаи Навальный*, не Яшин*, не Кара-Мурза*, которые посажены как опасные политические противники - это уже лавинообразный процесс...
– Ну вот видите, все-таки вы говорите о деградации.
– Да, но о деградации рукотворной социальной нормы! Ещё раз: это не деградация какого-то народа, который вдруг взял и деградировал. Это не деменция, не биология! Это навязанная сверху система социальных механизмов. Ещё недавно было невозможно себе представить, чтобы учитель донёс на ребёнка. Он стал бы позором в собственной школе. А сейчас уже можно. Эту лесенку построила власть, а дальше уж подонки полезли по этой лесенке наверх.
– Так вон, экс-президент призывает доносить побольше и почаще.
– Экс-президенту надо чаще закусывать. И опять-таки - и снова здравствуй, Декарт: кто президент? Медведев президент? Убогий симеон бекбулатович, которого лубянский грозный царь, хихикая, посадил на трон, и он поболтал там ножками какое-то время. А вы говорите «президент». Послушайте: вы заложники, а я беглец, мы не можем ничего изменить прямо сейчас, и я не призываю никого рисковать своей свободой, но надо хотя бы про себя научиться называть вещи своими именами.
– Тогда, например, убийство Татарского – это теракт? Или что это было?
– Говоря про разные явления, мы всякий раз возвращаемся к ключевому понятию нормы. В свободном мире террор – это ненормально и противозаконно, потому что для политических изменений имеются бескровные легитимные механизмы. Но в политике тоже срабатывает чистая физика: если у чайника запаять носик и крышку, он взорвётся на огне, вот и все. У нашего политического чайника за 23 года всё запаяно наглухо. Политическая "малина", вцепившись во власть, делает вид, что она легитимна, они нацепили на себя разные прекрасные бейджики. Один типа президент, другой в депутатском костюме, третий типа сенатор, на четвертой судейская мантия, на пятом прокурорский мундир, и всех их обслуживает типа "журналист"... Но на самом деле все запаяно.
- Удобно же.
– Возвращаемся к теме взрыва. И на Васильевском острове, и политического раскаленного чайника в целом. Если нам не нравятся взрывы, надо возвращать механизмы обратной связи, вот и все. И кем тогда по закону нужно считать такого человека, как покойный Фомин-Татарский? «Всех убьём, всех ограбим, как мы любим»... Он говорил это не у пивного ларька, а в Георгиевском зале, на приёме у Путина! Принародная пропаганда войны, призыв к убийству по национальному признаку... И не было ни парламентского расследования, ни обычного расследования. И нет даже возможности возразить, выйти в одиночный протестный пикет - тебя немедленно упакуют. Что же остаётся? А вот статуэтка и остается.
Кстати, фамилия "Трепова" отсылает нас к сюжету полуторавековой давности, когда Вера Засулич стреляла в губернатора Фёдора Трепова. Только фамилия жертвы стала именем покушавшейся, символизируя Инь и Ян русской истории. Еще раз, для сравнения: Вера Засулич стреляла в Трепова, потому что он приказал высечь политического заключённого. В те времена это было немыслимым оскорблением для общества! (Сегодня это прошло бы незамеченным – у нас насилуют в местах заключения как ни в чём не бывало.) Судить или отстранить царского губернатора Трепова было невозможно, и ответом на беззаконие стал выстрел Веры Засулич. И прошу заметить: полтора века назад в России независимый суд присяжных Засулич оправдал, сочтя, что она имела очень серьёзные мотивы!
Снова возвращаемся к теме нормы. Значит, если с губернатором Треповым, который высек политического заключённого, нельзя ничего сделать в рамках закона, приходит Вера Засулич с пистолетом. Если с Фоминым, который пропагандирует на весь мир убийства, ограбления, насилия над украинцами, нельзя ничего сделать в рамках закона, - ему дарят статуэтку. Ни в случае с Засулич, ни в случае с Треповой в насилии нет ничего хорошего, о чём я бы сказал «вот правильно». Просто угол падения равен углу отражения...
– Думаете, эта история что-то изменит?
– Нет, тут никаких иллюзий. Просто эта историческая рифма указывает нам, что мы сегодня находимся в более низкой точке, чем находилось русское общество в эпоху конфликта Засулич и Трепова. Просто констатируем это.
Сначала Бродский, потом еда
– За границей сегодня находятся многие ваши коллеги – писатели, режиссеры, актеры, критики, журналисты. По соседству с вами Людмила Улицкая, Владимир Сорокин, Дмитрий Глуховский*, Михаил Шишкин…
— … А чуть подальше и Быков*, и Акунин*, и Крымов, и Туминас, и Серебренников, и очень многие.
— Ну в общем, мы тут не успеваем звездочки над фамилиями расставлять. Так что происходит с уезжающим русским искусством?
— Очень все по-разному. Писатель — самый лёгкий случай. Он взял свой алфавит, свою клавиатуру, — и хоть на Бали, хоть в Гренландии сиди и пиши. Улицкая вот в Берлине, а Быков* в Америке. Что касается театральных режиссёров, то Дмитрий Крымов работает в Нью-Йорке, Римас Туминас ставит Толстого в Израиле – режиссеры с такими именами нарасхват на много сезонов вперёд и ставят по всему миру.
— Но не в России.
— То, что Крымову, Туминасу и Серебренникову нет места в России — это проблема России прежде всего. Это российские зрители не увидят их постановок! Зато увидит другое... Сейчас, говорят, в России в кино все стало очень хорошо с финансированием — только снимай! Власть изо всех сил хочет сделать вид, что ничего такого не происходит, что нормальная жизнь продолжается.... А уж если ты захочешь снять кино во славу спецоперации, тебя просто зальют деньгами! Ну, а дальше каждый решает для себя: кто-то уезжает и ищет возможность работать снаружи, кто-то ищет компромисс внутри, кто-то просто уходит из профессии, кто-то ссучивается. Все как всегда.